Был у медведя дар, притом еще какой!
Он обладал широкою душой.
И если где-то кто на помощь звал,
Он совершенно бескорыстно помогал.
Бобры не могут завершить плотину —
Им свалит Миша толстую осину.
Запутался рогами в ветках лось —
Так Мишу даже кликать не пришлось,
Явился сам, лося освободил.
Енота спас — тот в яму угодил.
Свояк упал и покалечил лапу —
Спешит на помощь Мишка косолапый:
Поможет встать, в берлогу отведет
И ворох мягких листьев принесет.
Кузина в отпуск едет за границу —
Зовут медведя с детками водиться.
Тут у кузена потекла вдруг крыша —
Ему поможет безотказный Миша.
... Так лето шло, и осень пролетела,
Медведь ни дня не просидел без дела.
Помочь успел он всем. Да вот — зачем?
Ведь часто те, кто помощи просили,
Бездельничали просто, жир копили.
А наш герой, спешивший на подмогу,
На зиму не успел найти берлогу.

Мой друг! Живи с открытою душой:
Попросят — помоги, попросят — спой.
При этом накрепко запомни мой совет —
Умей порой ответить твердо: «Нет!»

Однажды друга два — стакан граненый да фужер хрустальный,
Прогуливаясь вдоль по полке дальней,
Вдруг рюмочку заметили случайно,
Что без графина прогуляться вышла тайно.
Пройти бы мимо им. Но тут фужер влюбился,
Испариной холодною покрылся.
Нога ослабла. Закачался, как в бреду.
Стакан сказал: «Дай руку, отведу
От края полки, отдышись немножко».
Фужер свое: «О, талия! О, ножка!»
И руку друга влюбчивый фужер
Не принял: «Я здесь кавалер.
А ты уйди, тебе не место тут.
С тобой увидят — сразу засмеют».
И продолжал, к ней обращаясь страстно:
«Я вас люблю! Вы Муза! Вы прекрасны!»
И дальше говорил, и больше распалялся,
И безрассудно к краю полки приближался.
Конец был прост: раздался слабый звон,
Фужер был с мусором в корзине погребен.

Увы, нередко в жизни так бывает,
Что дружбу крепкую влюбленность затмевает.
Тебе желаю баснею своей:
Любуясь ножками, не отвергай друзей!

Однажды по весне, едва снега сошли
И первые цветочки расцвели,
Хомяк, что зиму пережил с трудом,
Решил к другой готовится с умом.
Лишь солнышко деревья осветит,
Он в поле за колосьями спешит
И столько зерен за щеки набьет,
Что до кладовки чуть живой дойдет.
И так весь день, а на вечерней зорьке
Валится от усталости у норки.
С сородичами стал он черств и груб,
Не посещал мужской хомячий клуб
И к хомячихам в гости не ходил,
Он занят был: копил, копил, копил...
Все лето он зерно таскал,
Почти не ел, не пил, не спал,
И исхудал сильнее, чем зимой.
Однако зерна — до последнего — домой.
Все — на зиму, все — впрок.
Но вот итог:
Он так старался, что припасами забил
И кладовые, и нору, где жил.
И сам в нее при этом не убрался,
И ночевать на улице остался.
К несчастью, как-то в сентябре мороз
Ударил ночью — и хомяк замерз.

Забыв себя, копить добро —
Возможно, вовсе не грешно.
Но хомячок... помни о нем
И наслаждайся КАЖДЫМ днем!

Наслушавшись рассказов журавля
Про страны дальние, про теплые края,
Решила желтогрудая синица
Переселиться разом за границу.
Оставила гнездо и лес родимый,
Вспорхнула вслед за стаей журавлиной
И со всех сил, стараясь не отстать,
Упорно стала крыльями махать.
Опустим трудности и тяжесть перелета,
Отметим лишь, что, если б не забота
Тех журавлей о нашей героине,
Она погибла б где-нибудь в пустыне.
Но — так или иначе — кончен путь,
Синица наша хочет отдохнуть.
Ан — нет, друзья мои, не тут-то было...
Того, что поклевать она любила,
Там и в помине нет, а то, что есть,
Синица попросту не в силах съесть.
На родине комариков ловила —
А тут комарик ростом с крокодила.
Кусочки сала там у форточек висят —
Тут нету форточек, и сала не едят.
И в птичье общество ее не принимают,
Вниманьем кавалеры обделяют,
И новостей никто не принесет,
И солнышко нещадно так печет...
Вот так, страдая от бескормицы и зноя,
Синичка правило усвоила простое:
Как ни велик и чуден белый свет,
Милей родного леса места нет!

О том, что хорошо там, где нас нет,
Врут беззастенчиво уже немало лет.
Тебе желаю, чтоб всего добился
Там, где живешь и где родился.